Похолодало. Будет дождь…

Похолодало. Будет дождь.
Весна опять забарахлила:
Апрель на вересень похож,
И в небе туч нагромоздило.

Работы непочатый край
И резервация безделья!
Я вам скажу на день: «Goodbye!»
(Ну, не на день, а на неделю).

Есть где-то тихий уголок,
В котором кто-то ждет и плачет.
По мне ли? Я понять не мог –
Я не силен в таких задачах.

Но я могу сказать одно –
Я в это верю абсолютно –
Что так случится все равно,
И пусть звучит немного смутно:

Нас кто-то должен подключить
Друг к другу через коммутатор –
Две линии соединить,
Определить координаты…

На запрещенном этаже
В хитросплетеньи коридоров
Мы не расстанемся уже –
Наш пазл безвозвратно собран.

Когда наступит тихий час
Рассвета цвета перламутра,
Я прошепчу в дебютный раз:
«Душа моя, настало утро…»

Давай…

Давай не будем о других –
Давай о нас с тобой.
Давай пошепчем о любви
Под тихий дождь ночной.
Давай оставим на песке
Две череды следов –
Твоя рука в моей руке,
И нам не нужно слов.
Давай уедем в города,
Где нас никто не ждет.
Давай забудем навсегда
О том, что страсть пройдет.
Давай не будем больше ждать
Спасительный момент –
Не будем времени терять
На то, чего уж нет.
Давай друг другом дорожить,
Как будто мы одни
Остались в этом мире жить
На краешке земли.
Давай разделим на двоих
И радость, и печаль.
Давай потоков дождевых
Тугую вертикаль
Используем как повод, чтоб
Остаться до утра.
Пусть сложатся в калейдоскоп
И завтра, и вчера,
И год назад, и век вперед,
И штили, и ветра…

 

Городские записки. 5-6 августа

Эта запись содержит в себе отражение тех событий, которые имели место 5 и 6-го августа – в самый разгар нашего резко-континентального лета, когда время как физическая величина приобретает свойство расширяться от перегрева. Когда в полтора суток вмещается, казалось бы, столько моментов, сколько раньше не уложилось бы и… Даже не знаю, какой для этого нужен временной отрезок. Хотя, дело скорее не во временном отрезке, а в обстоятельствах и лицах, твердом стремлении сделать именно так, как подсказывает взявшийся откуда ни возьмись дуэт чувств и разума. Впрочем, довольно конферанса – мы начинаем!

Городские записки. 2 августа

Боязнь высоты лечится на земле. Это жизненное правило я сформулировал, проезжая мимо невысокой, как мне теперь кажется, вышки мобильной связи. Раньше мне казалось, что карабкаться по хлипким лесенкам на самый верх таких вышек могут лишь люди с нервами из нержавейки.

Городские записки. 31 июля

Этой записью я начинаю цикл «Городских записок» – коротких и не очень заметок о жизни в моем любимом Луганске. Сейчас я каждое утро около часа провожу в дороге, поэтому успеваю вдоволь поразмышлять, пока за окном проносится знакомый до последней мелочи пейзаж.

Плата за копирование. Почти по Филипу Дику

У американского фантаста Филипа Дика есть рассказ-антиутопия «Плата за копирование», в котором герои путешествуют по опустошенной ядерными взрывами территории в поисках того, кто сможет вдохнуть жизнь в их поизносившиеся вещи. В прямом смысле слова. Их цель – один из представителей внеземной цивилизации, наладившей воспроизводство абсолютно всех предметов человеческого быта. Впервые я прочел этот рассказ году в 92-м и благополучно забыл о нем на десяток лет. Тогда мне показалось, что такой способ производства – не более, чем художественный вымысел, а руины – лишь антураж, столь горячо любимый фантастами. Вернуться к этому рассказу и вновь задуматься о происходящем в мире меня вынудили события последних десяти лет.

Ночной этюд

Час ночи. Лампы тусклый свет
Мне не дает уснуть спокойно,
И пальцы в полутьме невольно
Твой осязают силуэт.
Я помню каждый твой изгиб,
Я знаю каждую неровность,
Но всякий раз ищу возможность
Тебя коснуться хоть на миг.

Под нами в тишине ночной
Посапывает спящий город,
И на экран оконных створок
Спешат бегущею строкой
Огни разбуженных такси
И неусыпных светофоров.
Рассвет придет еще нескоро
Гасить ночные фонари.

Дождь частой дробью по стеклу
Подхватит ритм часов усталых,
И тихий шорох одеяла
Собой заглушит поцелуй…

Игра в города

Давай с тобой сыграем в города?
Ты выберешь названье, глядя в карту,
И мы с тобой отправимся туда
Лишь с рюкзаком и фотоаппаратом.

И пусть там нет известных галерей,
Пусть мы не знаем тамошних героев –
Мне хочется пропасть на пару дней
В провинциальной тишине с тобою.

Мы снимем номер с видом на закат,
На купол незнакомой нам церквушки,
На выбеленный первым снегом сад
И плеск незамерзающей речушки.

Ты в первый вечер подойдешь к окну,
Ладонями упрешься в подоконник,
А я тебя за плечи обниму,
И мы так долго простоим с тобою.

Мне в кайф с тобою даже помолчать,
Прижав к себе, касаясь твоей кожи…
Об этом раньше мог ли я мечтать?
Наверно, мог, но лишь мечтать – не больше.

Дорожные разговоры

Дорожные разговоры развешаны на столбах – как только позади остается последняя мачта освещения или опора линии электропередач, поток слов иссякает сам собою.

Большая Медведица

Я стоял на балконе и курил. Впервые за несколько месяцев я снова вытащил сигарету и, уединившись в тени матушки-Земли, молчал со своим одиночеством, ставшим моим альтер-эго. Его уже не выгнать поганой метлой, не спровадить уговорами, не выманить из себя – оно безраздельно заполнило и заменило все. Дым уплывал вверх, увлекая ставший безразличным взгляд в небо. В небе, таком же, как и три десятка лет назад, близоруко перемигивались звезды Большой Медведицы. Вспомнилось детство. Тогда я так же любил ночь, ее тишину и мягкий уют темноты. Медведица была видна лучше, мне никого и ни к кому не хотелось. Казалось, так и должно быть. Шло время. Потом оно вдруг заторопилось, задергалось, Медведица тоже стала часто пропадать – наверное, по каким-то своим медвежьим делам. Восемь лет мы не виделись. Сегодня наши взгляды пересеклись. Поначалу мне хотелось спросить ее, не видно ли ей оттуда того, что я так и не научился видеть до сих пор, но понял, что ей нечего мне ответить. Да и не понимаю я по-медвежьи.
– Ну что, пошли? – услышал я чей-то знакомый голос. Голос, очень похожий на мой.
Рядом, облокотившись на перила балкона, стояло Одиночество и едва заметно дрожало от холода.
– Пошли, холодно же… – продолжило оно.
– С тобой всегда холодно, – ответил я.
Одиночество выпрямилось:
– Зато я всегда рядом.